Методические материалы, статьи

Отвратительные, грязные, злые

Среди стиляг пятидесятых оказались такие люди, такие имена! Они стиляг и увековечили как непременный этап нашего освобождения, как первый шаг молодежи из-под гнетущей десницы тоталитарного официоза к независимости.

Среди панков восьмидесятых не было — и, пожалуй, не могло быть — ни Аксенова, ни Кабакова, ни будущих знаменитых музыкантов и художников. Это оставшаяся для нас закрытой молодежная субкультура социальных низов. Но и через нее прошло целое поколение людей, выросших благодаря ей более независимыми, более свободными от власти советских догм и запретов.

Одна из малоизвестных страниц постсоветской культуры открывается в исследовании десятилетней давности, о котором в свое время рассказать было трудно.

А мы пойдем с тобою, погуляем по трамвайным рельсам,
Посидим на трубах у начала кольцевой дороги.
Нашим теплым ветром будет черный дым трубы завода,
Путеводною звездою будет желтая тарелка светофора.
Если нам удастся — мы до ночи не вернемся в клетку.
Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю,
Чтоб остаться там, когда по нам поедут серые машины,
Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться.
Янка Дягилева

Intro

1986 год. Сцена у входа в видеосалон возле Московского вокзала в Ленинграде. Пять часов утра. «Эй ты, сука волосатая, что ты будешь делать, если я трахну твоих девочек?» Маленький панк по кличке Гад ходит кругами вокруг меня и двух моих спутниц и изрыгает проклятия, в его походке что-то нарочито кошачье. Он маленького роста и на несколько лет младше. Я легко смогу с ним справиться, если что, и говорю об этом. «Ты ведь хиппи поганый! Ты не имеешь права никого обижать. Как ты можешь ударить человека, если это противоречит твоим убеждениям?» Начинается теологическая дискуссия, к которой присоединяются еще несколько панков. Через несколько минут напряжение отступает, мы закуриваем по беломорине фабрики Урицкого и становимся участниками представления, в котором я играю роль неведомой заморской птицы с прекрасным оперением, попавшей на свалку, а панки — обитатели этой свалки — любуются ее расцветкой и бережно трогают перья (как бы не поломать). «Вы поглядите! — он бросил окурок в урну. — А вас не смущает, что здесь пахнет мочой?» Режиссер представления — Гад, моим спутницам отводится роль зрителей. Через четверть часа мы все вместе идем смотреть фильм «Восставшие мертвецы», причем Гад с товарищами смотрят его уже в сотый раз и восторженно приветствуют появление каждого нового мертвеца.

1998 год. Я еду в Нижний Новгород по делам фирмы. Четырехзвездочный отель «Волна». Мы с Ольгой Заярной (менеджером проекта) сидим за столиком ресторана. Официантка зажигает ароматизированную свечу и разливает в бокалы минеральную воду. От соседних столиков доносится иностранная речь. Я чувствую себя панком. А Ольга начинает рассказывать…

Мама Наgen

Когда она училась в аспирантуре психфака МГУ (это было почти в то же время, что и моя встреча с Гадом), всякого рода «неформальность» была в самом разгаре. Хиппи курили план на Гоголевском бульваре, на окраинах, звеня цепями и свирепо глядя вокруг себя, бродили стаями металлисты, брейкеры извивались на грязных полах школьных дискотек, а грохот мотоциклов по ночам разрушал покой беспечно спящего обывателя. Тогда возникла целая группа людей — искусствоведов, психологов, социологов, журналистов, — которые пытались с разных сторон исследовать феномен «контркультуры».

Ольга решила пойти к панкам; по ее подсчетам, это был наполовину исследовательский интерес, на четверть — интерес чисто человеческий, а на остальную четверть — то, что отзывалось на ее внутренние потребности, чувство собственной невостребованности, отчужденности… «Я тоже всю жизнь относилась к людям странным».

Ее исследование на научном языке называлось «включенное наблюдение». Она пошла на концерт, познакомилась там с несколькими панками и, честно сказав, что хотела бы изучать их жизнь, на какое-то время стала такой же, как и они, — соответствующим образом одевалась, ей сделали прическу, она ночевала вместе со своими новыми друзьями и участвовала в их «акциях«… «У меня был некоторый официальный статус психолога, изучавшего неформальную культуру, но я предпочитала не афишировать его. Я вместе со своими друзьями лазила на рок-концерты через окно женского туалета в ДК имени Горбунова, хотя меня и так пропустили бы туда. В этих концертах было что-то магического действия, ритуала, коллективной медитации, что давало людям чувство общности и вместе с этим ощущение покоя».

Через некоторое время у нее появились три названных сына, которых она ощущала и которые ощущали ее как близкого родственника. Эти ребята и дали ей прозвище «мама Хаген». Они делали друг другу подарки, перезванивались не реже, чем раз в неделю, встречались, обсуждали проблемы. Они приходили встречать ее к факультету психологии и сидели на земле перед входом, чем нередко шокировали преподавателей и студентов.

Ирокез для мамы

«Мы — на черной лестнице какого-то из жилых домов. Кроме меня, там мой названный сын У, несколько панков помельче и две любопытствующие девушки. Происходит священнодействие: У делает мне стрижку. Это не просто работа с ножницами, это — ритуал. Ножницы ужасные, ржавые, но они прекрасно стригут. Любой парикмахер упал бы в обморок. Волосы стригутся на сухую, на весу, без всяких приспособлений, но при этом гребень получается абсолютно ровный; по моей просьбе оставляется небольшой ершик, и он маскирует все возможные дефекты черепа. Это выглядит эстетично на все сто. Гребень именно такой толщины, чтобы быть мне к лицу. Советуется покраска.

Творческие способности У были необыкновенными. Этот человек сам создавал свою эстетику и помогал ее создавать другим. Он шил обувь, подбирал грим, давал советы по одежде. Люди, далекие от эстетики панков говорили: «Черт возьми, это безобразно, но это стильно». По профессии он был повар и прекрасно готовил. Вечеринки у него дома всегда отличались особой изысканностью, хотя и проходили по полной программе: там была немеренная выпивка, включая самогон, какие-то сильнодействующие вещества (хотя в то время среди панков наркомания была еще не очень распространена, но попробовать и смешать что-нибудь эдакое они были всегда не прочь); люди занимались всем, чем считали нужным, включая секс, по ним бегали крысы, непременный атрибут образа панка. Но посреди всего этого безобразия У приносил подносы с идеально нарезанными бутербродами с колбасой, на каждом ломтике которой было по три капельки майонеза. Среди любого дерьма, в подвале или на чердаке в этом был своеобразный шик, доведенный до эксклюзивности. Хотя У об этом и не говорил, но он старался подать друзьям самое лучшее, самое выдающееся».

Outside

В то время панков боялись, во многом из-за внешнего вида. Так же, как металлистов и рокеров. Но внешняя агрессивность совершенно не обязательно соответствует внутренней, а может быть, и наоборот: чем больше человек осознает свою агрессивность и каким-то образом ее выражает, тем меньше у него шансов в нормальном состоянии совершить неконтролируемый поступок.

У выглядел довольно устрашающе. В свои семнадцать он был высокого роста и очень сильный, чем, помимо своей творческой одаренности, снискал уважение в панк-среде. У него был очень тонкий ирокез, выкрашенный в белый цвет, свешивающийся набок или стоявший дыбом, его кожу покрывали татуировки, он одевался в рваные майки с матерными надписями на английском языке, драные джинсы, носил «битую» черную куртку с паутиной на спине и ботинки, сшитые им самим. Он был совершенно необразован, возможно, с небольшой задержкой в развитии, но при этом у него были очень четкие, хотя и причудливые, этические представления и целостное мировоззрение. Например, он никогда не позволял своим друзьям воровать, обижать слабого или смеяться над религиями. И при этом мог «загасить» любого, кто непочтительно относился к его ценностям.

No future

Главное в мироощущении панков — чувство, которое не все в состоянии сформулировать, но вместе с тем очень остро переживают: мы отбросы цивилизации. Вы можете делать вид, что есть только хорошее, общепринятое, правильное, но мы есть и утверждаем существование неправильного мира. Он не обязательно агрессивен и ужасен, он просто такой, какой есть. А завтра может и не случиться. Все, что происходит, — происходит сейчас, в эту минуту, и нужно сделать этот момент жизни максимально запоминающимся и острым, и ощутить всей кожей, всем существом, что это такое — жизнь в настоящий момент. Если плевать, то нужно плюнуть так, чтобы этот плевок всем запомнился. Драться не просто так, а с ироническим подтекстом, чтобы окружающим стало противно, смешно… Какие-то угрожающие или непристойные жесты в сторону публики делаются только тогда, когда есть достойные зрители. И лучший зритель — как раз представитель правильного мира.

У каждого панка есть какое-нибудь оружие, иногда довольно экзотическое, скорее символ, воплощение определенной идеи, чем просто оружие. Так, У подарил Ольге отточенную вилку с загнутыми крайними зубьями со словами: «Я даю тебе, чтобы в тот момент, когда тебя будут «винтить» менты, ты могла приставить ее к животу и сказать им: Смотрите, что вы делаете мне, вот, что на самом деле означают ваши действия, что вы делаете с людьми». И это показательно: агрессия панков в какой-то момент обращается против себя и выплескивается в театральном действии, доводящем определенные человеческие поступки до логического конца, показывая их обратную сторону. И при этом все называется своими именами: жестокость — это жестокость, уродство — это уродство, а отчаяние — это отчаяние.

В театре теней

Чтобы стать панком, иногда нужно пройти испытания. Например, неделю питаться из помойки или же просидеть три дня в контейнере для мусора и говорить: «Доброе утро» каждому человеку, подходящему к нему с мусорным ведром. Их цель — защититься от просто любопытствующих или «скучающих мажоров».

Ольгу ее друзья считали панком-авангардистом, подразумевая под этим, что она пришла в панк осознанно, в отличие от так называемых гаражных панков, ставших такими только потому, что им больно, что их отвергали и ненавидели. Ее не подвергали испытаниям, а просто «приняли такой, как есть».

Среди панков были такие, кто пытался с помощью творчества, юмора, сарказма, иногда агрессии, перфоманса формировать свою жизнь и жизнь своего окружения, так называемые карнавальные или «гейм«-панки, пользуясь западными определениями. Это люди, за отрицанием которых стоит традиция утверждения положительного, в чем-то похожая на Рабле.

«Я помню такой луч света в темном царстве для многих панков, — рассказывала Ольга, — поэт-концептуалист Лысый Дрон. Как-то он написал «Балладу о крысах», которая сделала его популярным среди сверстников. У Дрона был уникальный имидж скандинавского типа — борода, белокурые остатки волос, черная металл-анархическая униформа, надтреснутый голос, которым он читал свои стихи на Арбате. Это тоже был целый перфоманс. Он читал ироническим и в то же время пафосным надтреснутым голосом строки о том, что «кот Леопольд, император Савойский, двинул вперед все кошачье войско…». Люди смотрели на него, открыв рот, понимая,что над ними, как говорится, грязно стебутся, но, с другой стороны, человек в экстазе от самого чтения, и это нельзя игнорировать. Потом он читал свои стихи на рок-концертах, публике невероятно нравилось… И для тогдашних панков было очень важно, что среди них попадались такие люди.

Там были такие уникальные личности, как Саша Хирург, Хэнк, которые были культурными лидерами и сами по себе являли пример сращения личности и эстетического явления. Я помню, как Саша Хирург стоял перед сотней люберов, а потом повернулся спиной — это было зрелище, достойное Кортасара. В этом было напряжение, большее, чем в двадцати боевиках. Было понятно, что сейчас что-то произойдет, но тем не менее ничего не произошло, потому что переломить такое самоощущение человека, который в этот момент ощущает себя символом-рокером, невозможно. Люберы, стоявшие у него за спиной, легко могли на него наброситься и сделать все, что угодно, но — не могли из-за магнитизма, исходящего от него. Парень, проходивший такую школу и пытавшийся делать что-то подобное, который демонстрировал себя в этой локальной и разветвленной культуре, не побоюсь этого слова, развивался духовно, даже несмотря на многие страшные вещи — наркоманию, алкоголизм и так далее».

Путь в панки У был другим. Его ненавидели и преследовали в техникуме, родители считали его сумасшедшим. За спиной у него был огромный груз оскорблений, отвержения, визитов к психиатрам… Может быть, ему повезло, что он не погиб от этой «проклятости», неосознанно растворившись в ней, не спился и не покончил с собой, а нашел способ осознать все это и честно сказать себе: «Да, я такой. Я гаражный панк. Я на окраине цивилизации, и все, что со мной происходит, — это пикник на обочине. Я никому не нужен. Ну и что? Я нужен себе и интересен себе и таким же, как я». И это не было романтической эстетизацией образа одиночества и отверженности, как у «пластмассовых» мальчиков-грязнуль. Это была констатация факта, и она, быть может, оказалась целительной, хотя такая жизнь и очень опасное путешествие. В этом возрасте остаться предоставленным самому себе, формироваться в отрыве от традиционных ценностей, не зная ничего об опасности наркотиков и о том, как быстро и легко может развиться алкоголизм — это очень опасно. Но принадлежность к общине единомышленников — очень большая поддержка. Вот слова Ольги о ее собственных ощущениях:

«Обретя друг друга, мы обрели покой. Мы ощущали большое увесистое разрешение: мы можем быть, есть еще такие люди, как мы. И это ощущение сохранялось, когда ты просто идешь по улице и чувствуешь себя не таким, как все, и на концертах, и во время вечеринок, в кафе, во время перфоманса. Вообще все поступки панков — это перфоманс, представление, театр. Лично мне такое времяпровождение очень прибавило какой-то широты взглядов, неожиданных ощущений, я больше поняла глубину человеческого поведения. Все-таки наша психика старается изолировать нас от неприятных ощущений, а умение эстетизировать неприятное, использовать его как материал для творчества — этому меня научили панки. Несмотря на то что кто-то спился, сошел с ума или покончил с собой, мне все-таки кажется, что такая жизнь для многих была шансом на большую осознанность, интеллектуальность и обретение творческого начала».

Problems

Еще вчера подростку казалось, что родители любят его и будут любить, что бы ни происходило, что любовь — это встреча с прекрасным принцем или принцессой из сказки, а смерть — что-то далекое, из другого мира, актуально не существующее. Но внезапно оказывается, что все это не совсем так, контакт с родителями теряется и вообще нужно искать способы автономного существования, смерть не так далека и может наступить в любую секунду, а в теле происходит что-то не вписывающееся в сказочное представление о любви.

Человек остается наедине с большим непонятным миром, и перед огромностью и непомерностью предстоящих усилий и завоеваний неизбежно возникает идея: послать все это к черту и покончить с собой. И ответ панка: «Суицид уже совершен. Я уже мертв. Что такое панк? Это падаль. Раз я падаль — я мертвец. И поэтому не важно, когда это произойдет в физическом мире, я уже принял обличие смерти». Такое восприятие себя помогает человеку, смерть перестает быть страшной и соблазнительной одновременно. Сама поэзия и перфомансы панков в каком-то смысле шоковая терапия. На сцене изображают рвоту, бьются в судорогах, изображают смерть, справляют все человеческие отправления на глазах у публики, режут вены и заливают кровью сцену… Более шокирующего уже невозможно придумать, разве что начать стрелять по залу…

Мало кто в юности убивает себя после долгих раздумий и подготовки. Может быть, важно размышлять о смерти и проигрывать ее.

Практически у всех панков есть ритуальные порезы на руках, так называемые запилы, не опасные для жизни. Многих возили в больницы с такими порезами, но чаще всего это не имеет отношения к суициду, а скорее что-то ритуальное. Часто панки делают на груди татуировку — мишень с надписью: «стреляй сюда» или пунктир поперек запястья с текстом «резать здесь». И это тоже демонстрация своей незащищенности и открытости для насилия внешнего или своего собственного в сочетании с попыткой их осознания.

Sex Pistols

Не менее своеобразно происходит и освоение новой территории секса. Как и во многих других группах молодежной контркультуры, панки относятся к сексуальным отношениям проще, чем обычные люди. Это легко предлагается и производится. У панков есть свои носители норм сексуального поведения, служащие образцом для подражания. У, например, выполнял роль своеобразного сексотерапевта, рассказывая и порой показывая более младшим и несведущим ребятам, как это делается. Он считал, что секс — очень важная часть человеческой жизни, помогал другим ориентироваться в нем и решал, иногда удивительно мастерски, сексуальные проблемы своих друзей. У него не было никаких специальных знаний, но было необыкновенное чутье, как он говорил «данное ему Богом».

Среди панков очень редко происходят изнасилования, и может быть, это связано с тем, что секс — дозволенная и широко обсуждаемая тема: это снижает агрессивность. Девушки, участвующие в таких «мускулинизированных» движениях, чаще всего воспринимаются как сестры, подруги воинов, а не объекты сексуального преследования. Для них считалось определенным шармом быть «крутой», плевать дальше всех, гонять на мотоцикле… Такие девушки чувствовали себя достаточно спокойно и защищенно от сексуальных домогательств. Хотя, конечно, бывает разное…

Интересно, что в эстетике панков есть акцент на бисексуальность, — это и единообразие мужского и женского внешнего вида, девушки могут вести себя достаточно мужественно, молодые люди пользоваться косметикой… И это не означает гомосексуальных отношений, такое бывало крайне редко, а скорее — разрушение моделей мужественности и женственности, существующих в обществе, что способствует большей свободе творческого самовыражения. Это тоже одна из причин, по которой среди панков сравнительно мало сексуального насилия, часто связанного с жестким и прямолинейным пониманием своей мужественности или женственности.

Естественно, ранние сексуальные отношения оказываются разрушительными. Но о сексе тут свободно говорили, в то время как среди других подростков невозможность высказать свои чувства, поделиться ими причиняют слишком много страданий.

За самыми примитивными жестами и поступками у панков порой скрывается удивительная неоднозначность, расслаивающееся значение. Например, самый распространенный у панков жест — «Fuck off», олицетворяющий, выражаясь культурным языком, «отсылание адресата к детородным органам», одновременно и символическое желание смерти (вспомним Проппа), но в то же время и перерождения: «уйди, исчезни, умри и, переродившись, возвращайся другим». Лозунг No Future означает не только то, что нет будущего, его отрицание — это отрицание предопределенного будущего, ничем не отличающегося от настоящего, и вместе с тем, так же как и в символике Fuck off, молчаливый призыв сделать это будущее другим. И это только поверхностные пласты, скрывающие за собой еще большее многообразие смысловых и знаковых оттенков.

Lets tango in Paris

Возникновение разного рода молодежных субкультур, таких как хиппи или панк, в основном порождение сравнительно новой цивилизации мегаполисов. В Москве по статистике только тридцать процентов жителей считают себя москвичами и ощущают этот город как достаточно комфортное место своего обитания. У нас еще не сформировались национальные общины, как в Нью-Йорке, а дворовая общность, возникшая в послевоенные годы и служившая аналогом общины для подростков, да и для взрослых того времени, распалась. И теперь подростки, особенно те, у которых нет полноценной общины-семьи, искали в каменных джунглях своих, «свою стаю», которая формируется во многом по архетипическим законам.

Ольга говорила: «Они нуждались в семье, в отношениях с родителями и другими взрослыми людьми, и, может быть, поэтому так цеплялись друг за друга и строили квазисемьи. К псевдородственникам относились очень серьезно. Просто друзей-сверстников можно было найти и в школе, и в ПТУ, для этого не нужно было краситься перьями и втыкать в себя булавки».

В субкультуре возникали своеобразные родоплеменные отношения; в каком-то смысле община панков — это племя, со своей мистической взаимосвязью, предметной магией, харизматическими лидерами… И символику панков можно рассматривать не только как явление эстетическое, социальное, психологическое, но и как этнографическое — способ выживания и самоорганизации большого числа людей. Этот способ одновременно органичный, древний, но построенный на современных концепциях и символах. В развитом панке есть что-то постмодернистское; это игра культурными контекстами.

Чем больше ты смотришь на эту странную культуру, тем больше видишь разных пластов и соответствий. Это и средневековые карнавалы, и внутриплеменная магия — и проективное зеркало, в котором можно увидеть свою собственную глубину. К панкам приходили и те, кто просто хотел валяться в дерьме, чтобы досадить своим родителям; но кто-то проходил своеобразный духовный путь и обогащался архаикой. В ней есть какие-то универсалии, раз эта архаика прошла через первобытное общество, сохранилась в сказках и мифах, в произведениях искусства и добралась, например, через Бодлера или Рембо, в XX век. Панк — не что-то радикально новое, а очередной этап постоянного возврата человечества к обратной стороне Луны, к собственной тени, всегда волновавшей, пугавшей и в чем-то обогащавшей людей. Наверное, это останется и потом, и будет выражаться уже не в форме рок-концертов, внешнего вида или дурашливых стихов, а в чем-то другом. Время от времени людям приходится возвращаться к тотальному отрицанию, чтобы создавать новое.

Fin

Связи Ольги с теми, кого она «исследовала», остались до сих пор. Судьбы людей, с которыми ей довелось встретиться, сложились по-разному. Две девочки покончили с собой — возможно, и потому, что растерялись, разочаровались. Та культура, которую они создавали, наполненная протестом и вдохновением, преобразилась во что-то другое, оторванное от них; их духовные лидеры, с которыми прежде они чувствовали себя одним целым, стали профессионалами, а им теперь предложена роль поклонниц…

Кто-то продолжает болтаться вокруг разных музыкально-культурных явлений. Остаются личности вне времени и пространства, не только музыканты, но и такие люди, как Саша Хирург и другие. А большая часть естественно отпадает и становится обычными обывателями, работают, растят детей и с удовольствием вспоминают о «юношеских безумствах». Что, собственно, и произошло с У.

Одно время родители держали его в психиатрической больнице для подростков; Ольге удалось туда проникнуть и даже отвести всесокрушающий диагноз «шизофрения». Через несколько лет он пригласил Ольгу на свадьбу.

«Я почувствовала, что для него «этот замечательный период духовного роста» закончился и началась жизнь. Прошло некоторое время и У изменился. Прическа стала другой, и хотя остались татуировки, остались старые друзья, осталась любовь к Sex Pistols как к чему-то светлому и прекрасному в этой жизни, но та же жизнь и семья взяли свое. Теперь он содержит семью и растит дочь, и в общем-то, чувствует себя довольно комфортно».

Сейчас многое стало выглядеть иначе, принимать новые формы, брейк-денс сменил рейв, появились скинхеды, алисоманы, киноманы, и панки в чем-то изменились, хотя…

То время для «постсоветского» панка было золотым веком, источником того духа, который еще продолжается, хотя наркотики, деньги, «официальный» статус любой «контркультуры», ставшей частью коммерции и шоу-бизнеса уничтожает то, что до сих пор для многих было способом сохранить свою чистоту среди всеобщего дерьма, объявляя дерьмо чистотой, а себя грязью и падалью. Я видел, как на Горбушке молодые «неформалки» искали концертные записи Янки и Хэнка того времени, помню восторг зала во время панк-фестиваля, когда на сцене появился Свин — отец нашего панка, патриарх и живая легенда.

И может быть, свидетельство того времени особенно ценно тем, что рассказывает о чем-то самом главном в панке, его сердцевине, сохранившейся и по сей день, но тогда бывшей более явной и отчетливой.

* * *

1998 год. Нижний Новгород. Мы сидим за небольшим столиком в углу ресторана. Маленький оркестр тихо играет классическую музыку. Официантка, одетая в красную форменную одежду, приносит «цыпленка по-киевски» и ставит его передо мной. Это произведение кулинарного искусства, украшенное зеленью и сливками, стоит на специальной подставке из обжаренного хлеба. На косточке, торчащей из всего этого, видимо, чтобы не испачкать руки во время еды, привязан огромный бант. Это странное сооружение настолько изумляет меня, что Ольга, глядя на выражение моего лица, начинает смеяться, я тоже, не выдержав, заливаюсь смехом. Официантка профессиональным движением меняет пепельницу и вежливо отходит, делая вид, что не понимает, что нас так рассмешило. Мы смеемся еще несколько минут и с удовольствием приступаем к еде.

Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам,
Ты увидишь солнце, я увижу землю на твоих подошвах.
Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернемся,
Если нас не встретят синие фуражки…
Если встретят —
Ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам.
Это первый признак преступленья иль шизофрении,
А с портрета будет улыбаться нам железный Феликс,
Это будет очень долго, очень справедливо —
Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам…

Денис Рогачков

ПРОЕКТ
осуществляется
при поддержке

Окружной ресурсный центр информационных технологий (ОРЦИТ) СЗОУО г. Москвы Академия повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования (АПКиППРО) АСКОН - разработчик САПР КОМПАС-3D. Группа компаний. Коломенский государственный педагогический институт (КГПИ) Информационные технологии в образовании. Международная конференция-выставка Издательский дом "СОЛОН-Пресс" Отраслевой фонд алгоритмов и программ ФГНУ "Государственный координационный центр информационных технологий" Еженедельник Издательского дома "1 сентября"  "Информатика" Московский  институт открытого образования (МИОО) Московский городской педагогический университет (МГПУ)
ГЛАВНАЯ
Участие вовсех направлениях олимпиады бесплатное
Парк аттракционов КОСМИК - это парк аттракционов и спортивных развлечений для всей семьи. Лабиринт, зорбинг, башня падения, карусели, аэрохоккей, 3D и 5D аттракционы, виртуальная реальность и др.

Номинант Примии Рунета 2007

Всероссийский Интернет-педсовет - 2005