Методические материалы, статьи

Добжанский в двух мирах

Плодородие почвы держится тонким поверхностным слоем, который накапливается веками.

Процветание нации, государства, культуры также зависит от тонкого слоя, создаваемого и поддерживаемого многими десятилетиями и столетиями. В России «генофонд культуры», созданный двумя веками, восемнадцатым и девятнадцатым, был разметен катастрофой 1917 года и серией селективных репрессий в последующие годы. Настало время собирать камни.

Само понятие «генофонд» известно ныне так же широко, как атом, молекула или информация. Возникнув в московской школе эволюционной генетики (С.С. Четвериков, А.С. Серебровский), оно вошло в обиход мировой культуры в основном благодаря научной и просветительской деятельности крупнейшего эволюциониста и генетика, гуманиста Феодосия Григорьевича Доб(р)жанского (1900 — 1975).

В конце июля 1997 года вышел необычный номер авторитетнейших «Докладов Американской академии наук» (PNAS). Он открывается материалами симпозиума, посвященного шестидесятилетию публикации книги Добжанского «Генетика и происхождение видов». Выход книги Добжанского дал мощный толчок синтетической теории эволюции, которая связала дарвиновскую концепцию естественного отбора и генетику, объединила подходы натуралистов и генетиков-экспериментаторов и определила на десятилетия пути изучения эволюционного процесса. Особенно это касается Америки. (В Европе сходную роль сыграли в это же время работы другого выходца из России — Н.В. Тимофеева-Ресовского, 1900 — 1980). Книга Добжанского вышла тремя изданиями: в 1941 и 1951 годах, и затем в 1970 он выпустил четвертый переработанный вариант под названием «Генетика эволюционного процесса».

Деятельность многих крупных современных ученых протекает не только в области «чистой» науки, но касается науки в целом как социального института, тех форм, которые она занимает в обществе, а также включает научно-просветительскую активность. Во всех этих трех направлениях велико было влияние Добжанского на американскую науку и интеллектуальную жизнь. Вот лишь названия некоторых просветительских книг Добжанского: «Эволюция, генетика и человек» (1950), «Биологические основы человеческой свободы» (1956), «Эволюционирующее человечество» (1962).

Известный американский микробиолог и генетик Бернард Дэвис в статье «Наука и политика: коллизии ума и сердца» вспоминает о жарких идейных спорах в Америке в шестидесятые — семидесятые годы на темы справедливости, расы, равенства и пишет, что «был потрясен книгой выдающегося гуманиста и биолога Ф. Добжанского». Потрясение Дэвиса вызвала одна из основных мыслей в книге Добжанского «Генетическое разнообразие и человеческая свобода», что социальное равенство скорее ослабляется, нежели усиливается, когда ко всем подходят с одинаковыми мерками и не учитывают биологического неравенства и генетических различий.

Добжанский был профессором Колумбийского, Рокфеллеровского и Калифорнийского университетов и президентом многих научных и научно-культурных организаций, а также членом многих академий мира, в числе которых Лондонское королевское общество.

Увы! Среди этих признаний и почестей не было ни одной из его родного отечества. Неоднократные попытки организовать приезд Добжанского в СССР были зарублены. Причина? Клеймо невозвращенца. Как историк науки приведу здесь sine ira et studio — без гнева и пристрастия — столь характерные для советского мышления строки: «Н.В. Тимофеев-Ресовский и Ф.Г. Добжанский покинули Россию в ее трудное время, в начале двадцатых годов… Будущее СССР, предвиденное В.И. Лениным, оправдало жертвы народа. В этих условиях оставление отчизны, воспитавшей их, было ужасным. Это было непоправимым шагом, который никогда не может быть забыт» (из книги воспоминаний академика-генетика Н.П. Дубинина «Вечное движение»).

Добжанский принадлежит двум культурам. Его становление как личности и биолога происходило в России, которую он покинул двадцати семи лет от роду в 1927 году, поехав на стажировку в известную лабораторию Томаса Моргана.

Киев. 1923 год. Ф. Добжанский (сидит второй слева) среди сотрудников сельскохозяйственного факультета Киевского Политехнического института

Состоявшийся большой талант или гений есть феномен биосоциальный. Его следует постигать одновременно в трех измерениях: (1) рождение и потенциальное предопределение таланта — аспект генетический, (2) развитие и становление — биосоциальные и (3) раскрытие и осуществление — социальные ипостаси таланта. В этом смысле удивителен феномен Добжанского. Он родился в городке Немирове под Киевом, в семье польского происхождения. Его дед по линии отца Карл Казимирович Добржанский (такова исходная фамилия) владел землями под Киевом, но был лишен своих владений за участие в польском антироссийском восстании 1863 года и сослан на двадцать лет в город Каргополь Олонецкой губернии. Жена деда происходила из графского рода Тышкевичей, однако брак был заключен без согласия ее отца, и семья «бесприданницы» жила относительно бедно. Григорий Карлович Добржанский, отец ученого, был пятым ребенком в семье. Исходно семья была католической, но перешла в православие, когда Григорий Карлович был ребенком. Он получил высшее, но не университетское образование и преподавал математику в первых классах гимназии в Немирове. Мать Добжанского, Софья Васильевна Войнарская (1864 — 1920), происходила из семьи священнослужителей и приходилась внучатой племянницей Ф.М. Достоевского.

Само появление на свет Добжанского и его довольно необычное имя окутано мифологическим флером сродни рождению библейского Исаака у Авраама и Сарры. По семейной легенде, имя Феодосий связано с тем, что родители Добжанского, будучи долгое время бесплодными, решили совершить паломничество в Чернигов, в монастырь Св. Феодосия. Страстные молитвы о даровании младенца помогли, и Софья Васильевна в возрасте тридцати шести лет произвела первенца, названного в честь святого Феодосия.

Выявление потенциального таланта обычно связано, согласно выводам генетика В.П. Эфроимсона, с «импрессингом», с ярким жизнеопределяющим воздействием в ранние периоды развития. Например, у Пушкина таким импрессингом был лицейский период и благословение Державина и Жуковского, у Достоевского — фантастический ночной поход вместе с Некрасовым на квартиру Белинского и горячее благословение критиком его писательского дара и первой повести «Бедные люди».

Какова была культурная среда, в которой происходило становление таланта Добжанского?

Университетским учителем Добжанского стал профессор зоологии Киевского университета С.Е. Кушакевич, который в лихолетье гражданской войны, когда Добжанский потерял родителей, стал, по существу, его приемным отцом. Кушакевич был весьма колоритной личностью. Он обучался у знаменитого зоолога Рихарда Гертвига в Мюнхене и входил в «мюнхенскую семью зоологов», подолгу работая там. Спустя многие годы известный биолог, эволюционист и генетик Р. Гольдшмит вспоминает о Кушакевиче как о «превосходном всесторонне образованном зоологе, который при своем огромном, почти двухметровом росте был изысканным и чувствительным человеком, глубоко интересующимся искусством, особенно античной классикой… Он был прекрасным попутчиком в путешествиях, всегда дружественный и приветливый».

Кушакевич знакомит восемнадцатилетнего Добжанского с рядом профессоров Петроградского университета, которые переехали в Киев с началом гражданской войны. Среди них самым выдающимся был Владимир Иванович Вернадский (1863 — 1945), и именно в его биогеохимическую лабораторию Кушакевич рекомендует студента Добжанского. В 1918 году на левом берегу Днепра под Киевом, в доме лесничего Кушакевич организует Днепровскую биологическую станцию. Когда в город вошла Красная армия, Кушакевич и Вернадский переселились на станцию, а Добжанский носил им продукты; Вернадский в это время был в расцвете своего таланта, создавал учение о биосфере. Несомненно, что беседы с Вернадским повлияли на широту и космичность эволюционных воззрений Добжанского и его последующий интерес к творчеству Тейяра де Шардена. А дружеские отношения с американской ветвью семьи Вернадского продолжались всю жизнь.

И опять удивительный параллелизм. Именно Вернадский оказал сильное влияние на другого выдающегося эволюциониста и генетика, Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. Их беседы и встречи происходили в Берлине. В дальнейшем Тимофеев-Ресовский назвал целое направление своих исследований «вернадскология».

Дом лесничего оказался судьбоносным и в другом отношении. Дочь лесничего Наталья Петровна Сиверцева стала женой Добжанского. Она была также биологом, ученицей известного зоолога-эволюциониста И.И. Шмальгаузена, переехавшего в Киев в 1921 году. Волею судеб в Киеве Добжанский оказывается в одной квартире с Г.А. Левитским, одним из основателей кариосистематики, или эволюционной цитогенетики, и будущим сподвижником Н.И. Вавилова.

В Москве в двадцатых годах Добжанский общается с основателями московской школы эволюционной генетики Н.К. Кольцовым и С.С. Четвериковым. В Петрограде — с такими крупными биологами, как П.П. Семенов-Тянь-Шанский, Л.С. Берг, Н.И. Вавилов.

Таким образом, развитие биологического таланта Добжанского проходило в удивительно «обогащенной» интеллектуальной среде в период расцвета биологической мысли в России. Об этом следует сказать подробнее. Две Нобелевские премии получили российские биологи в первое десятилетие ХХ века: И.П. Павлов в 1904 году и И.И. Мечников в 1908-м. Тогда как первая Нобелевская премия среди американских биологов была присуждена лишь в 1933 году генетику Томасу Моргану.

Дискуссии вокруг концепции Дарвина, глубокий интерес ко всем аспектам теории эволюции и страстные споры по этому поводу стали, пожалуй, национальной особенностью или национальным колоритом российской биологии. Вышедшая в 1922 году антидарвиновская книга Л.С. Берга «Номогенез, или эволюция на основе закономерностей» очаровывает Добжанского. И хотя он впоследствии не принял концепции номогенеза, тем не менее содействовал второму английскому выпуску «Номогенеза» и в 1969 году даже написал к нему предисловие. Там он выражает восхищение эрудицией и моральными качествами Л.С. Берга.

У Добжанского рано возникли свое видение эволюционного процесса и свой подход к анализу факторов эволюции. К 1927 году он был уже сложившимся эволюционистом-натуралистом. Познакомившись по обзорам Ю.А. Филипченко с хромосомной теорией наследственности Моргана, он решает специализироваться в области генетических основ изменчивости и видообразования. Он получает от С.С. Четверикова мутантные линии дрозофил, привезенные в Москву учеником Моргана Г. Меллером. И вот уже в 1924 году появляется его первая работа на дрозофиле о множественном (или плейотропном) действии гена, о косвенном влиянии мутации одного гена на многие признаки организма. Филипченко приглашает Добжанского на должность ассистента на свою первую в России кафедру генетики в Петроградском университете.

Добжанский приезжает в Петроград в январе 1924 года. Вскоре к нему присоединяется Наталья Петровна Сиверцева, которая стала его помощником. В брак они вступили 8 августа 1924 года и счастливо прожили вплоть до 22 февраля 1969 года.

В 1927 году судьба Добжанского резко меняется. Филипченко получает возможность послать своего аспиранта для стажировки в США, в лабораторию Моргана, в рамках Рокфеллеровской стипендии (этой стипендией в конце двадцатых и начале тридцатых годов воспользовались многие биологи России).

В лабораторию Томаса Моргана в Колумбийском университете (Нью-Йорк) Добжанский приезжает вместе с женой 27 декабря 1927 года. Здесь он попадает в иную среду. Такую же благожелательную, но совершенно иную по стилю. В лаборатории Моргана царил не натуралистический, а позитивистский, или вполне материалистический подход. Здесь ставились и коллективно решались конкретные экспериментальные задачи по выяснению структуры и механизмов функционирования хромосом и генов. На темы эволюции никто не хотел говорить, считая это метафизикой и пустой болтовней. Здесь царил дух, названный А.А. Любищевым мизологизм, или боязнь теоретико-философских размышлений. Факты и только факты и гипотезы, следуемые из фактов. А как происходит эволюция, как возникают новые виды, все это область метафизики, в нее не стоит вдаваться.

Участники Международного генетического конгресса в Токио. Август 1968 года. Слева направо: В. А. Ратнер, Ф. Г. Добжанский, С. М. Гершензон, Д. К. Беляев. Фото из архива Н. А. Ляпуновой.
Через год лаборатория Моргана переезжает в Калифорнию. Здесь в 1929 году, еще имея на руках студенческую визу, Добжанский получает звание помощника профессора, затем он становится полным профессором, работает в Колумбийском университете и Рокфеллеровском университете в Нью-Йорке и снова в Университете Калифорния (Дэвис), где он работает по эволюционной генетике дрозофилы вплоть до своей кончины от сердечной недостаточности 18 декабря 1975 года. Добжанский знал, что приговорен к смерти, еще в 1968 году, когда во время рутинного осмотра у него обнаружили признаки злокачественной лимфоидной лейкемии. Прогноз был «от нескольких месяцев до нескольких лет». После этого Добжанский плодотворно работал в течение семи лет.

Таковы формальные вехи научной карьеры Добжанского в Америке. Р. Колер в книге, красиво названной «Мушиные лорды», подробно исследует принципы научной практики, взаимоотношения Моргана со своими учениками и учеников между собой, стиль и характер публикаций. Все это Колер относит к области «моральной экономии» науки.

Морган был благородным человеком по отношению к своим ученикам и соавторам. Так, он, не афишируя, тайно разделил полученную Нобелевскую премию на три части с учениками-соавторами хромосомной теории наследственности (семья рано умершего К. Бриджеса и А. Стертевант).

Морган сразу оценил талант Добжанского, не мешал ему в работе и сделал все, чтобы он остался в лаборатории. Именно энергичное вмешательство Моргана спасло Добжанского от, казалось, неразрешимой бюрократической западни, в которую он попал. Добжанский приехал в США, в лабораторию Моргана, имея на руках лишь «студенческую визу», не дающую права работать. Через два года, когда Добжанский принял решение остаться у Моргана, надо было менять иммиграционный статус. Морган решил направить Добжанского на три месяца в Канаду, к своему другу М. Лернеру, в Университет Британской Колумбии, чтобы уже оттуда приехать в США с новой иммиграционной визой. Что произошло дальше, красочно рассказывает ботаник-эволюционист Ледьярд Стеббинс в своих «Воспоминаниях соавтора и давнего друга». Добжанский обратился к консулу в Ванкувере и по неопытности сказал, что работал в лаборатории Моргана, имея на руках студенческую визу, запрещающую работать и получать жалованье. На это консул воскликнул: «Так в таком случае, поскольку вы нарушили наши законы, то вообще лишаетесь права на получение какой-либо визы на въезд в США» и поставил соответствующий штамп в паспорте. Добжанский пришел в отчаяние. Ведь он должен был спустя несколько дней покинуть территорию Канады, не имея разрешения на въезд в США.

Добжанский позвонил своим друзьям в США. Друзья приняли меры. Они связались с Робертом Милликеном. Выяснилось, что Милликен (президент Калифорнийского технологического университета) находится вместе с президентом США Гувером на яхте, совершающей круиз по реке Потомак. Морган настаивал, чтобы их соединили, и когда это наконец произошло, сказал, что «один из самых блестящих и многообещающих молодых ученых в моей группе находится в отчаянном положении в связи с решением Службы иммиграции. Я прошу вас сделать все возможное и помочь нам». Далее, согласно апокрифу, Милликен обратился лично к президенту США, который позвонил Государственному секретарю США, тот направил распоряжение главе Службы иммиграции США и далее пошло указание консулу в Ванкувере. Так Добжанский получил иммиграционную визу.

Добжанского интересовала прежде всего эволюция как процесс, и открыв вместе со Стертевантом полиморфизм по перестройкам хромосом, он увидел в этом возможность визуального слежения за изменением генофонда популяции и шагами видообразования. Основной пафос эволюционных построений Добжанского, исследовательская программа, пленившая его самого и заворожившая его учеников и последователей, была ясно и доступно обоснована им в знаменитой книге 1937 года.

Главное в синтетической теории эволюции состоит в положении, что эволюция — это прежде всего изменения генофонда популяций под действием естественного отбора и что механизмы, вызывающие внутри- и межвидовые различия, сходны или одни и те же. И тогда масштабное, развернутое в пространстве и времени исследование изменений генофонда популяций (микроэволюция) дает ключ к тайнам разнообразия живых организмов и происхождения видов (макроэволюция). Добжанский показал возможность изучать ход эволюции в действии и оценивать известные ранее факты с новых популяционно-генетических позиций.

Виды отличаются прежде всего наборами генов и их аллелей (вариантов). Самый существенный момент возникновения видов — возникновение препятствий к обмену генами, появление изолирующих механизмов. Анализ изолирующих механизмов (этот термин и концепция в целом принадлежат Добжанскому) важнее морфологии.

Историки науки продолжают анализировать, в чем секрет успеха книги Добжанского 1937 года, секрет необычно быстрого признания содержащихся в ней идей и исследовательской программы. Ведь в принципе подобная программа работ была высказана в известной статье С.С. Четверикова 1926 года и экспериментально начала разрабатываться его последователями, в том числе и выдающимся генетиком Н.В. Тимофеевым-Ресовским. Почти каждая группа фактов и методических подходов, послуживших обоснованием эволюционной концепции Добжанского, не были сами по себе оригинальными. В чем же тогда успех его книги и последующей серии работ? Вот мнение Ричарда Левонтина, одного из самых известных учеников Добжанского: «Добжанскому удалось создать интеллектуальное поле эволюционной генетики, его влияние было особенно огромным в антропологии, где благодаря силе его личности и силе убеждений факты, уже известные в литературе, но бывшие просто информацией, приобрели в головах людей ранг знания».

Действительно, Добжанский вслед за последователями Четверикова С.М. Гершензоном, Г.Д. Ромашовым, Н.В. Тимофеевым-Ресовским и Н.П. Дубининым показал, что особи из природных популяций несут множество мутаций в скрытом гетерозиготном состоянии, причем многие из этих мутаций либо понижают жизнеспособность, либо летальны в гомозиготе.

Но Добжанский пошел далее. Он показал, что особи, свободные от вредных мутаций, вовсе не являются самыми адаптивными, или же они адаптивны лишь в узком диапазоне условий среды.

Так возникла известная балансовая концепция генотипа. В ее рамках нет места раз и навсегда заданной норме. Применительно к человеку хорошо известным примером является повсеместная гетерозиготность по летальному гену серповидноклеточности эритроцитов в малярийных районах. Гетерозиготные носители смертельной рецессивной мутации устойчивы к малярии, и летальный ген поддерживается в популяции, несмотря на регулярную гибель гомозиготных по данному гену индивидов. Так вид жертвует частью особей, чтобы сохранить целое.

Страстность в науке, согласно автору концепции «личностного знания» М. Полани, это не просто побочный психологический эффект. Она имеет самостоятельный интеллектуальный характер и неразрывно связана с самой сутью познания, позволяя делать интуитивный выбор фактов из их хаоса.

Добжанскому удалось передать другим страстное убеждение в необходимости всесторонних комплексных исследований эволюционного процесса. Стал афоризмом тезис Добжанского «ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции». Конечно, этот тезис можно понимать и оценивать по-разному. Недавно мне встретилось такое видоизменение этого афоризма со стороны цитологов и эмбриологов: «Ничто в эволюции не имеет смысла, кроме как в свете клеточной биологии». И можно задаться, к примеру, вопросом: разве законы Менделя не имеют смысла сами по себе, а лишь только в аспекте эволюции? Мне представляется, и то, и другое.

Изучение наследия Добжанского продолжается. Подготавливается к изданию переписка Добжанского с его учителем Ю.А. Филипченко и с другими биологами и генетиками России, где оставались его младшие коллеги и друзья и куда он порывался поехать, но так и не смог преодолеть «железный занавес». Судьба биологии в советской России оставалась близка Добжанскому. Он принял самое активное участие в критике Лысенко, а также в осмыслении случившегося в СССР погрома генетики. Поскольку западным ученым трудно было поверить в то, что громкие положения новой «мичуринской генетики» построены, по существу, на песке, Добжанский в 1946 году взял на себя труд перевести на английский книгу Лысенко «Наследственность и ее изменчивость». Затем он публикует спокойную критическую статью о «лысенковской генетике». В то время в СССР уже никакая критика Лысенко не могла появиться. А за перевод на русский язык и распространение этой антилысенковской статьи Добжанского известный генетик В.П. Эфроимсон был изгнан из Харьковского университета. В газете «Правда» от 2 сентября 1947 года появляется статья со словами, что Добжанский «подвизается теперь в США на поприще клеветы против советских биологов и «задает тон» в этой антисоветской кампании».

После погрома генетики в СССР, в августе 1948 года тон статей Добжанского становится резче, что видно уже из их названий: «Подавление науки» (1949), «Смерть науки в России» (1950). Он делает вывод, что причины господства Лысенко лежат вне биологии или сельского хозяйства и прямо не связаны с марксизмом (можно быть марксистом и настоящим генетиком), а коренятся в тотальном контроле науки со стороны власти. Добжанский с энтузиазмом воспринял признаки возрождения генетики в СССР и в одной из статей опубликовал рецензию сразу на шесть книг по генетике, вышедших в России в шестидесятые годы. В своих работах Добжанский широко цитировал статьи на русском языке и регулярно следил за публикациями на эволюционные темы в России. Приведу личный пример. В 1966 году в журнале «Генетика» вышла моя статья по сопоставлению генофонда летальных мутаций в удаленных природных популяциях дрозофил. Вдруг совершенно неожиданно пришло письмо от Добжанского с одобрением работы, добрыми напутствиями и дискуссионными замечаниями. Возникла переписка, и вслед за тем Добжанский прислал мне оттиски своих работ и свою новую книгу «Генетика эволюционного процесса».

Ушедшая из жизни несколько лет назад Софья Добжанская, дочь ученого, так закончила свои воспоминания: «Его наука составляла всю его жизнь… Единственной страной, в которой мой отец всегда чувствовал себя гражданином, была страна, которая не знает границ, это страна науки».

М. Голубовский



См. также:

Услуги стоматологических клиник по зубному протезированию
Бытовые кондиционеры в современных домах
Услуги сервисных компаний по ремонту стиральных машин
Услуги типографий
Программируемые логические контроллеры и их применение в промышленности
Интернет-магазины мебели
Курсы иностранных языков в Кирове
ПРОЕКТ
осуществляется
при поддержке

Окружной ресурсный центр информационных технологий (ОРЦИТ) СЗОУО г. Москвы Академия повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования (АПКиППРО) АСКОН - разработчик САПР КОМПАС-3D. Группа компаний. Коломенский государственный педагогический институт (КГПИ) Информационные технологии в образовании. Международная конференция-выставка Издательский дом "СОЛОН-Пресс" Отраслевой фонд алгоритмов и программ ФГНУ "Государственный координационный центр информационных технологий" Еженедельник Издательского дома "1 сентября"  "Информатика" Московский  институт открытого образования (МИОО) Московский городской педагогический университет (МГПУ)
ГЛАВНАЯ
Участие вовсех направлениях олимпиады бесплатное
В настоящее время поставщики, которыми реализуется молочная продукция оптом.. Такой ассортимент свидетельствует об их исключительности и колоссальной пользе этих продуктов. Они не только обеспечивают нормальное функционирование микрофлоры кишечника в целом, но и стимулирует работу всего желудочно-кишечного тракта в частности, нормализуя при этом кислотно-щелочной баланс и способствуя улучшенному обмену веществ в организме человека. Поэтому молочная продукция очень важна и незаменима в жизни каждого человека.

Номинант Примии Рунета 2007

Всероссийский Интернет-педсовет - 2005