Россия и Запад плоды Средневековья
Одиннадцать с лишним лет редакция журнала «Знание — сила» совместно с радио «Эхо Москвы» каждую субботу ведет историческую передачу «Не так». Какие темы за эти годы только не поднимались! Кто только не перебывал в авторах теперь уже бесчисленных передач!
Одна из последних больших серий была посвящена историческим путям России и Запада. Почему они такие разные? В чем корни различий? Историки — медиевисты и русисты — искали ответы. Ада Сванидзе, доктор исторических наук, предложила слушателям «Эхо» свои. Их мы и предлагаем нашим читателям.
С начала II тысячелетия ось в Европе повернулась. Если в античности она проходила с севера на юг, то со II тысячелетия и даже раньше поворачивается по линии восток — запад. При этом восток за Средние века необычайно расширяется. Он доходит до Урала, то есть до своего географического предела. И здесь мы вступаем в область отечественной истории и станем говорить о различиях, а не о сходствах историй.
В чем я вижу основное различие? В евразийстве России. Россия развивается как евразийская страна, а народ — как евразийский.
Что такое евразийство России? Особый тип развития, возникший из-за того, что черты Европы и Азии, смешавшись, составили очень сложную, но вполне органичную смесь.
Вспомним, что первые сведения о славянах — антах, венедах, склавинах — мы имели от византийцев, которых интересовали те, с кем они воевали, торговали, соседствовали.
В IV-V веках пришел в движение весь европейский мир. И славяне тоже. Значительная их часть, составляющих восточные ветви славянства, двинулась на восток. Главным образом они стали располагаться в степных, лесостепных и лесных районах нынешней Восточной Европы. И в VIII веке освоили Днепр и Заднепровье, оказались уже на озере Ильмень и в верхнем течении Оки. В это время у них была земледельческая община, племенные княжества с местными князьями, известны и племена — кривичи, северяне, поляне, древляне, вятичи (московские предки), половчане и т.д.
Ясно, что, продвигаясь, они вбирали в себя подчас племена, через которые проходили, смешиваясь с ними, расселяясь рядом, воюя, дружа, — все зависело от того, что это были за племена, сильные или слабые, маленькие или большие.
Часть северо-восточного славянства двинулась на север, осваивая северо-восточное побережье Балтики. Основная же часть медленно, но неуклонно двигалась на восток. В отличие от германцев, которые двигались по Западной Европе. Обратим на это внимание, впоследствии это обстоятельство окажется важнейшим в истории этих народов. Германцы — двоюродные братья славян; германцы, литовцы, латыши, то есть балты, — очень близкие к славянам этнические ветви. И, тем не менее, исторические судьбы у них совершенно разные. Так вот, германцы двигались по территории Западной Европы, а славяне осваивали Европу восточную.
А что же было в то время в тех местах?
На северо-востоке славян ждали угро-финны, предки современных финнов, карел, меря, весь — вепсы. Вепсы, например, занимали огромную территорию и на севере, и в междуречье Оки и Волги. Боярин Кучка, с которым в 1147 году князь Юрий Долгорукий встретился на территории будущей Москвы, как раз и был вепсом, не славянином.
Славяне ко времени своих перемещений — прочно земледельческий народ уже с VI века, народ развитый и в хозяйственном, и в культурном отношении. Так вот, славяне смешиваются с угро-финским населением, если они идут на восток, а в южнорусских степях — с тюрками, с теми же угро-финнами и с иранцами; здесь же были и скифы, и сарматы, и гунны, и готы. Славяне, очевидно, с ними сталкивались, потому что некоторые корни наших славянских слов и даже имен богов имеют иранское происхождение. Например, Вий, о котором писал Гоголь, — это иранское и слово, и божество.
Еще дальше на восток — волжские булгары, авары, хазары, с ними тоже сталкиваются славяне. До начала Х века существует могущественный Хазарский каганат. Это образование разноэтничное, но вся европейская степь от Днепра до Волги и от верховьев Северского Донца до Северного Кавказа — все это огромное пространство принадлежало этому тюркоязычному объединению.
С востока на запад шли авары, гунны, тюрки (кипчаки и половцы) в южнорусские степи, а иногда и дальше — на запад. Спрашивается, почему все вдруг сдвинулись и пошли с Дальнего Востока сюда, в Европу?
Потому что на Дальнем Востоке, начиная с IV века, на протяжении нескольких столетий сохраняется дикая жара, такая, что пастбища высыхают и начинают гореть. Кочевые народы идут за влажной, шелестящей травой, неся за спиной серп, — за ночь хозяин должен накосить своему коню еды на завтра. Идут на запад. Идут волна за волной, племена за племенами, племенной союз за племенным союзом, накатывая на территории южнорусских степей.
На рубеже IX-X веков приходят печенеги и гузы, или гаузы, с ними — племя берендеев, которое считается, кстати, совсем напрасно колдовским.
В XI-XII веках между Волгой и Днепром оседают половцы, а за Волгой — кипчаки, их братья. Лишь в XII веке у них появляются первые постоянные стойбища, которые назывались «вежи», а до этого — сплошной кочевой мир.
Таким образом, мы видим, что на просторах той страны, которая стала Русью, были кочевники и воины, была всадническая кочевая культура, очень воинственная. Люди, склонные к перемене мест, не знали оседлости, не знали систематических занятий, кроме ремесел, необходимых для жизни и войны, не знали земледелия, у них не было городов со всеми вытекающими из этого последствиями.
И славяне пришли на эту освоенную территорию. Как и германцы.
Но в чем разница?
И германцы, и славяне шли в тот период своей истории, когда находились на стадии разложения родоплеменного строя. Но германцы пришли на территории кельто-римлян, то есть смешивались, воевали и становились военачальниками в условиях высочайшей культуры античности или унаследованной от античности. Именно этот субстрат, на котором оказались германцы, и стал особой корневой системой, цивилизацией, питающей всю ее историю.
Славянам выпала совсем другая доля. Они пришли на территорию кочевого воинственного общества. То, что они встретили, было намного ниже (на целую цивилизацию, несмотря на самобытность и многие достоинства кочевых народов), чем то, что встретили германцы. Это нужно понять и принять, ибо это — данность: славяне пришли на территории, освоенные ордами кочевников, воинственных, могучих, сильных, отважных, храбрых, но — кочевников. Сами же они были земледельцы и с «воздухом города» в своем сознании, вдохнутом на Западе.
Потом приходят и норманны, но что это были за норманны? В основном шведы и норвежцы, находники! Воины, которые стояли по уровню своего развития вряд ли выше славян, ведь государство и у шведов, и у норвежцев образовалось позднее, чем Киевское древнерусское государство. И христианство шведы приняли позднее; славяне — в Х веке, шведы — на рубеже XI. Привыкшие к захватам в IX веке на западе, они уже успели пограбить около Англии. Эти люди в России заняли место, по существу, дружинников при великих князьях, и как дружинники, как тогда было принято, получали в управление какие-то селения. Они оставили свой след и в именах, и в языке, но растворились — их было немного, и славянская масса их поглотила.
Образовали ли они при своем смешении династию власти? Возможно. И в этом ничего нет плохого или странного. То же происходило и в Англии, когда возобладали англосаксы, не коренной народ, а пришельцы, то же было в Ирландии и многих других странах.
Поиски своих собственных, а не истинных корней, как известно, породили славянофильство, а в Германии — романтизм и немецкую философию. Но мы не можем и ни в коем случае не должны закрывать глаза на исторические факты, иначе это будет не история, а фальсификация. Возвращаясь к Англии, скажем, что англы, саксы, юты пришли сюда со своими семьями, тоже будучи находниками, и остались. В Англии в это время воевали малые короли, они нанимали их в свои дружины, и находники становились дружинниками точно так же, как было на Руси с норманнами и другими находниками. Так что англы и саксы отнюдь не исконные британцы, но это ровным счетом ничего не меняет — англичане остаются англичанами.
Вернемся к Руси. Русские летописи не случайно рассказывают о том, как на протяжении многих столетий росы (или русы) соседствовали с встреченными на этой земле племенами, как роднились с ними, как воевали, дружили — взаимодействовали, постепенно пропитываясь друг другом. В 90-е годы XII века во главе половцев, «черных клобуков», встал киевский князь Ростислав, мать его была половчанкой, дочерью половецкого хана Беглюка, а Ростислав уже был киевским наследным принцем и занял у «черных клобуков» место их князя. И постепенно клобуки втянулись в княжество русов.
Как известно, киевские князья женились не раз, а иногда одновременно несколько раз (даже после крещения носили два имени — христианское и славянское), так вот одна из жен, как правило, была степнячка или жительница Северного Кавказа, что было одно и то же. И не случайно Герасимов, занимавшийся реставрацией облика древних людей по черепам, находил в них (и даже у Ивана Грозного и его сына, им убитого, Ивана) то, что и мы обнаруживаем, — характерную раскосинку в глазах и складочку у края глаза, которая как раз и есть наследие степных народов.
Итак, какие выводы можно сделать? Первый в отношении этноса: древнерусский народ начал складываться из сложного переплетения славянских корней, славянской основы с очень значительными примесями. В основном это примеси азиатских евразийских этносов — тюрков, угро-финнов, иранцев. В дальнейшем при завоевании Волги они добавили угро-финский элемент в лице марийцев, чувашей и т.д.
Уже в ходе расселения на будущей своей территории этнокультурное развитие русичей проходило под длительным и сильным влиянием азиатских этносов и кочевнической культуры и в смешении с ними. Именно там лежат истоки евразийства России.
Что получили славяне? Силу, боевитость, инициативность, некоторые хозяйственные способности. Однако еще раз подчеркнем, что основное население, с которым сталкивались славяне, было ниже их по уровню развития. Но вот что удивительно — в славянском менталитете «следы» этих примесей огромны! Это и известное безрассудство, степная широта, лихость, ловкость, но и леность, свойственная кочевникам, не сложившееся представление о собственности и потому неуважение чужой собственности, стремление захватить чужое (чем и занимались кочевнические орды). Отсюда и лозунги — позволим себе такой экскурс, — очень естественные для такого народа, например, в 1917 году: «Грабь награбленное!» Это протянулось и проросло из такой дали, а вот существует и по сей день: наследственность, корни — дело очень серьезное.
Какую территорию славяне обрели? Чрезвычайно богатую, разнообразную и обширнейшую. Размером почти как вся Западная Европа. Отсюда относительная легкость добывания средств к жизни: не дало земледелие — дал лес, не дал лес — дали реки. Нефть, золото, газ, руду — огромные ресурсы получили славяне в наследство!
Но! В связи с этими же причинами они получили и непривязанность к месту жительства. Потому что если люди живут, например, у Ганга или Нила, или Хуанхэ, они связаны с этими реками жизненной необходимостью. Не будет разлива, не будет ила благодатного, не вырастет урожай, но уйти никуда нельзя, за ними — пустыня. На Руси великой такой проблемы не существовало — куда не пойди, всюду прокормишься.
Далее. В те времена Древняя Русь была далеко от морей, к морям мы вышли много позднее, а раз моря далеко, то росичи развивались не как торговые народы изначально морские (это технический термин), поэтому на Руси — запоздалое включение в большую торговлю, появление и развитие больших торговых связей.
Как все эти факторы повлияли на формирование психологии, а в результате — привычек, поведения, приоритетов народа?
Получив огромные просторы, славяне получили возможность вести экстенсивное хозяйство. Запомним: экстенсивное, а не интенсивное, что всегда важнее для организации и складывания общества, но прежде всего — личности. Они развивали хозяйство не за счет трудовых, изобретательских усилий, а за счет ввода новых земель. Эта привычка, даже образ жизни остались на столетия вплоть до ХХ века. Вот пример. Мы были свидетелями, как Хрущев, вместо того чтобы вложить деньги в Нечерноземье, собирает людей, тащит их в голодную степь осваивать целину и вкладывает туда огромные суммы всего на два года, потому что глубокая распашка поднимает соль, а верхний слой уносится ветрами. Кстати, предки это прекрасно знали, и эти степи не трогали.
А что же Западная Европа?
Я уже говорила о цивилизации в связи с Западной Европой, правда, вскользь. Теперь напомню о главных признаках, которые позволяют судить о том, что данное общество вступило в стадию цивилизации. Это письменность, возникновение государства с его институтами власти, стоящей над обществом, и возникновение городов как центров общественной, публичной, политической и культурной жизни. На них и остановимся как на одном из основных признаков средневековой европейской цивилизации, представлявшем ее лицо.
Средневековый город уже с начала эпохи постепенно сосредоточивал в себе занятия, отделяющиеся от изначальных способов пропитания: хозяйственные (сосредоточение профессионального ремесла, разнообразной, в том числе дальней торговли, мореплавания, сферы обслуживания); политико-административные (размещение организационных, властных, нотариата, судебных учреждений); военные (убежище, крепость, размещение гарнизонов); церковно-идеологические (епископские кафедры, соборы, многие монастыри, церкви, больницы, соборные школы); культурные (светские школы, университеты, масштабное строительство, художественные мастерские, массовые шествия и площадные представления). И уже вовсе специфические городские занятия — проституция, нищенство, воровство. Вследствие пестроты, многолюдства и многообразия городских дел там господствовал особый образ жизни с иным кругозором, поведением и самосознанием жителей.
Согласно средневековому правилу, «городской воздух делал свободным», и это не было красивой фразой — горожане в Европе были лично свободны. А получив полноправие, город обретал свой суд (подчас и с присяжными) и самоуправление (выборный городской совет во главе с мэром, который распоряжался внутренними делами города и его внешними сношениями).
Автономные города, которые перешли на такой политический режим, насчитывались в ту эпоху тысячами, что существенно ограничивало монархическую систему власти. Автономия и привилегии городов превращали их жителей в особое сословие или сословную группу — бюргерство, чьи аргументы — наличные деньги — были весьма значимыми для королевской власти.
Заметим, этого никогда не было на Руси в эпоху Средневековья, да и столетия спустя тоже.
Городские занятия — от торговли, ремесел и извоза до нищенства и воровства — были объединены в профессиональные разного типа и форм, чаще всего — в настоящие корпорации со своими уставами, утвержденными мэром и даже королем. Форму корпоративного объединения принимали духовные сообщества, молодежные и соседские организации, воинские союзы и союзы подмастерьев, университеты и студенческие землячества. Каждое из них имело свои права и обязанности, свои привилегии, форму и значки. Корпорации носили достаточно замкнутый характер, они создавали «свои круги общения» и защиты. Собственно, и сам город был также корпорацией со своими правами и привилегиями, гражданство в нем получить было не всегда легко. Так или иначе, но благодаря усилиям народа западноевропейское общество обрело не только влиятельные группы лично свободного, инициативного, связанного с рынком и, следовательно, обладающего наличными деньгами самодеятельного населения, но и подлинный рассадник корпоративизма.
Корпоративизм — еще одно «лицо» и особенность именно западноевропейской средневековой цивилизации.
Русь опять-таки была лишена этого. Корпорации были организациями, в которых вырабатывалось общественное поведение, чувство достоинства и значимости «простых людей», поднимало авторитет их физического труда и способствовало обратной связи между властью и народом, ограничивая властный произвол.
Личность заявляла о себе все чаще по мере расширения свобод, прав и образованности населения, роста научных знаний, публичных философских споров и т.д. Заявляла в тяге к путешествиям, в развитии жанров дневниковых записей и личной переписки, в авторских литературных произведениях.
В России, как известно, ни самостоятельных городов, ни цехов и гильдий или каких-то общностей по интересам, за исключением сельской общины, не сложилось (не говорю о Северо-Западе), что наложило неизгладимый отпечаток на самосознание широких масс.
И наконец, парламенты. Парламенты изменили политический климат Средневековья, еще больше вовлекая центральную власть в диалог с гражданами страны и ограничивая авторитарность монархического режима. Стоит ли говорить, что на Руси и парламенты не существовали?
Раз заговорили о городе, необходимо особо выделить роль части дворянства, обычно объединенного понятием рыцарства. Этот довольно многочисленный воинский слой не только принимал на себя основные физические тяготы сражений в ту воинственную эпоху, но и создал особый этос, то есть особую этико-поведенческую модель и особую придворную («куртуазную») культуру, тесно связанную с культурой бюргерства. На Руси, где городская автономия не сложилась, не оформится и слой рыцарства. А между тем именно эти сословные группы, в некоторых странах подключившие свободную верхушку крестьянства, стали основой так называемых средних слоев — главной опоры правового государства. Еще одно важное явление, не случившееся на Руси.
И наконец, несколько слов о ритуалах и знаковости, составлявших непременную особенность повседневной и праздничной обстановки человека того времени. Для средневекового быта была характерна открытость частной и интимной жизни, которая проходила на глазах не только своей семьи, слуг, соседей, но и при заинтересованном участии всего окружения. Так было в королевском замке, в бюргерском и крестьянском доме. Частная и публичная жизнь сливались. Люди обожали публичные зрелища и церемонии — от праздничных шествий и коронаций до казней («хлеба и зрелищ» — это ведь тоже часть корневой системы античности, питающей Западную Европу).
Все совершалось в соответствии с разработанными ритуалами и символами. Одежда, ее цвета и украшения, убранство домов, построение процессии, жесты участников церемонии или представления в городе, ритуальные сезонные праздники.
Забавные песни и хороводы в деревне, пиры в замке — все имело свой порядок и свой знак и наполняло обывателя чувством слитности не только с окружением, но и со всем мирозданием.
И конечно, отдельно необходимо сказать о христианстве, одном из важнейших факторов (если не самом важном), формирующих цивилизацию. Господство именно христианства не только создавало основы идеологии, общей культуры и менталитета европейцев, но и пронизывало всю их повседневную жизнь.
На Русь христианство пришло через Византию, и именно это обстоятельство имело очень значительные последствия, опять-таки отделяющие страну от западного мира и тогда, и до сих пор. Прежде всего Русь присоединилась к восточному христианству (которое фактически отделилось от западного задолго до формального отделения в середине XI века). Благодаря связям с Византией Русь обрела свой алфавит, летописание, книжные знания, переводы многих книг, образцы и мастеров в области иконописи и строительства, особенно церковного, ряд научных и прикладных знаний. Но за это пришлось дорого заплатить.
Византия ведь и сама была евразийским государством, об этом свидетельствует не только ее территориальное расположение, но и многие черты общественного строя. Прежде всего, сильное монархическое начало — соединение в руках императора верховной светской и духовной власти. Затем несамостоятельность церкви. Несамостоятельность сословий, в том числе городского. И наконец, сильная бюрократизация аппарата управления и — никаких парламентов! Вот все это молодой «пассионарный» народ русичей и получил в наследство от стареющей Византии. А в результате — разрыв с Западом по религиозным и политическим мотивам. Поэтому византийское наследие мне представляется вторым важнейшим фактором, так фатально разделившим пути Руси и Запада.
Третьим фактором, думаю, стало ордынское иго, которое продолжалось 250 лет, причем всплески набегов и грабежей происходили и позднее, еще при Иване Грозном. На этот раз негородская, всадническая, степная, кочевая и грабительская стихия обрушилась на Русь всей своей тяжестью. Первоначальное разграбление, гибель замечательных культурных ценностей, длительное данничество и прямые разбойничьи набеги, убийства и увод людей, закрепление кровавого соперничества между князьями — все это было мукой для страны. И еще больше оторвало ее от Запада, который стремился отстраниться от контактов с Ордой.
Именно эти обстоятельства не только надолго затормозили движение Руси, но и дополнили ее менталитет новыми, прочными вливаниями опять-таки восточных, «степных» черт вплоть до диктаторских тенденций управления. Освобождение от ордынцев потребовало от Руси мощных и неоднократных усилий, но — все имеет свою обратную сторону! — реализация их многократно усилила те факторы, которые использовались в антиордынской борьбе, — централизацию страны, роль великого князя и союз с церковью.
Четвертым фактором специфики российского пути я считаю свободные границы на Востоке. Действительно, к XVI веку (а в большинстве районов и гораздо ранее) Западная Европа была прочно поделена между государствами, а внутренняя колонизация исчерпала возможные тогда резервы. Поэтому, с одной стороны, стали все чаще вспыхивать войны за передел территорий (вершиной которых в Средние века стала 30-летняя война XVII века). С другой — население все чаще и упорнее применяло интенсивные методы использования имеющихся земель, развивая монокультуры, улучшая севооборот, применяя удобрения и т.д.
В России, помимо резерва земли в европейской ее части, была неисчерпаемая возможность продвигаться за Волгу и далее в Сибирь, почти не встречая серьезного сопротивления местных, еще отсталых народов. Эта возможность стала реализовываться уже в XVI веке, окончательно закрепив экстенсивный способ хозяйствования и соответствующий менталитет населения.
Полагаю, что именно обилие земли и экстенсивный метод производства стали причиной и крепостничества, и его длительного сохранения на Руси, а отсутствие средних слоев, так и не возникших по причинам, уже сказанным, сделало практически невозможным наличие представительных учреждений и политического диалога народа с властью. Таков результат выбора наших дорог. Хотя выбираем ли мы их на самом деле?