Методические материалы, статьи

Самый трудный народ для России

На конференции «Куда идет Россия» Юрий Александрович Левада посетовал: «Мы еще не поняли смысл и уроки первой чеченской войны, как уже началась вторая. Мы и не пытались ее осмыслить. По крайней мере, я ни разу не встречал такой попытки».На эту же конференцию директор Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова Юрий Самодуров принес только что выпущенный центром сборник «Чечня и Россия: общества и государства» (Москва, 1999), уникальную книгу, в которой русские, чеченские и зарубежные авторы как раз и пытаются осмыслить опыт первой чеченской войны. Приводим в сокращении введение к сборнику его составителя и редактора Дмитрия Фурмана.

Традиционализм как способ выживания
Специфика традиционной чеченской системы ценностей и специфика русско-чеченских взаимоотношений взаимосвязаны. Будь чеченцы иным народом, приученным к повиновению в каком-то своем государстве, их легче было бы вписать в систему российского государства, не пришлось бы им пережить столько страданий и не было бы у них такого стремления освободиться.

Именно потому, что в 20-40-е годы в чеченском обществе сохранились сильные традиционные ценности, не дававшие ему органически «вписаться» в тоталитарную бюрократическую систему, на чеченцев обрушились особенно страшные репрессии, кульминация которых — депортация. Но именно это способствовало сохранению традиционных ценностей и традиционной социальной структуры, поскольку в репрессиях гибли прежде всего представители наиболее «модернизированных» социальных слоев — интеллигенции и партийной бюрократии. Кроме того, в страшных условиях депортации традиционные ценности «консервировались» — чтобы как-то выжить и выстоять, люди прибегали к древним механизмам тейповой и вирдовой солидарности, к религии; психологически сплачивались и «закрывались», делая свой мир непроницаемым для русско-советского начальства.

Та же логика сохраняется и после возвращения из депортации. Например, в Чечне, в отличие от других северо-кавказских республик, не разрешали открыть ни одной мечети. Но именно это не давало сложиться слою лояльного и полностью контролируемого КГБ мусульманского духовенства и укрепляло официально не существующие и поэтому неподконтрольные суфийские вирды. Элита больше не уничтожалась систематически, как это было в сталинскую эпоху, но именно из-за «подозрительного» отношения к чеченцам в Чечне не мог нарасти достаточно большой и прочный и достаточно укорененный интеллигентский и бюрократический слой — карьера для чеченцев была затруднена, в партийной верхушке господствовали русские, даже с пропиской в столице Чечни Грозном для чеченцев были сильные ограничения. Урбанизация чеченского общества шла медленно; преобладающая часть чеченской молодежи (а рождаемость у чеченцев по советским меркам была громадной) не могла устроиться ни в селе, ни в городе и активно погружалась в маргинальную для советского общества экономическую деятельность — прежде всего «шабашила» в чеченских строительных артелях, работавших по всему Советскому Союзу.

Поэтому узкий интеллигентски-бюрократический чеченский слой и не смог взять в свои руки, как он это сделал в той или иной степени во всех республиках, руководство национальным движением, направив его в «цивилизованное» русло, и был сметен революцией 1991 года и затем войной, вынесшими на поверхность и сделавшими элитой чеченского общества представителей низовых и маргинальных социальных слоев. И именно эти люди, с их значительно более традиционалистской психологией, с их более спокойным отношением к смерти — и чужой, и своей — смогли возглавить сопротивление и разбить российскую армию, что, естественно, никогда не смогли бы сделать чеченские профессора и партработники.

Армия мировой революции на чеченском пятачке
Российская «ельцинская» политика по отношению к Чечне, как и по отношению к кому бы то ни было и к чему бы то ни было, отличалась крайней противоречивостью и раздвоенностью между либерально-демократическими импульсами, диктовавшими предоставление Чечне независимости, и импульсами великодержавными, диктовавшими новое покорение Чечни; причем и те, и другие идейные импульсы периодически заглушались самыми сильными в современной российской элите импульсами личного обогащения. В 1994 году временно победили импульсы великодержавные.

Но эта победа великодержавных импульсов обернулась военной катастрофой, масштабы которой настолько велики, что мы стараемся выкинуть ее из нашего сознания, или вообще забыв о ней, или списав ее на помощь чеченцам извне, на «предательство», вообще на какие-то внешние, случайные и временные факторы. У нас не появилось еще ни одного серьезного анализа этой войны. Между тем оценить размеры нашего поражения относительно легко, вспомнив самые элементарные и общеизвестные факты: то, что Россия превышает Чечню по численности населения в 140-150 раз, а по территории и имеющимся ресурсам — во много больше; что Россия — страна, на протяжении многих десятков лет занимавшаяся прежде всего подготовкой к войне, тратившая на вооружение немыслимые средства и имевшая превосходство, например, в производстве танков над США и Европой вместе взятыми; что чеченцев, воевавших на постоянной основе, было приблизительно столько же, сколько в России генералов; что чеченцы при этом вели не просто изнуряющую противника партизанскую войну в горах — они обороняли селения на равнине и в конечном счете смогли взять находившийся в российских руках Грозный. Наконец, как и в любой стране, пережившей революцию, отстранившую старую элиту, в Чечне и чеченской российской диаспоре было достаточно людей, готовых — и из шкурных, и из идейных соображений — идти на союз с «интервентами» для того, чтобы опрокинуть ненавистный революционный режим.

Сопротивление и победа чеченцев в некотором роде — чудо, и произошло оно в силу тех же причин, которые и привели к войне. Будь чеченцы народом с другой системой ценностей и другой исторической памятью, возглавляй их не малограмотные полевые командиры, зачастую с криминальным и полукриминальным прошлым, а нормальные для постсоветского пространства ставшие националистами партработники, одним словом, будь они чуть более рационалистичными и «современными» людьми, они никогда не пошли бы на такое сопротивление и во всяком случае — не победили бы. Для такой войны и победы нужно было полное нежелание и неспособность «считаться с реальностью» — только тогда возникает возможность эту реальность сломать и преодолеть. В чеченском сопротивлении соединились два момента — сопротивление народа, пережившего геноцид и решившего для себя, что больше он не даст совершить над собой подобного (то чувство, которое движило евреями и позволило крохотному еврейскому государству победить громадные арабские армии), и война революционной народной армии, подобная войнам армии французской революции, бившей войска всей Европы, и армии большевиков, сражавшейся против цвета русского офицерства, возглавляемого лучшими русскими генералами, которых активно поддерживал чуть ли не весь мир.

Но почему так плохо сражалась российская армия?
Прежде всего, мощь советской армии, а российская — ее прямая наследница, имеет очень косвенное отношение к войнам типа российско-чеченской, да и вообще к любым реальным войнам. Война, для которой она создавалась, это «эсхатологическая» война со всем миром, которая так никогда и не наступила. Эта армия была чем-то вроде египетской пирамиды — чудом, созданным ценой невероятных усилий народа и государства, но не имеющим никакого «практического» значения. Призванная сделать СССР неуязвимым, эта армия на деле стала важнейшей причиной его гибели, поскольку создание ее подорвало все силы страны. Когда же дело дошло до реальной войны, выяснилось, что армия в ней действовать не умеет.

Вторая важнейшая причина — это социальные и культурные процессы, происходящие в России, как и во всем развитом или хотя бы «относительно развитом» мире, и делающие Россию неспособной вести войны, требующие напряжения всех сил и предполагающие большие людские потери (во всяком случае, если это не оборонительные войны). Маленькая рождаемость увеличивает ценность человеческой жизни, и матери единственного ребенка готовы на все, чтобы не подвергать его жизнь опасности. Кроме того, городской парень, привыкший к относительному комфорту, не способен спокойно выдерживать тяготы и лишения «традиционной» войны. США научились вести войны нового типа, как в Косово, где превосходство в вооружении привело к тому, что они выиграли войну, не потеряв ни одного солдата. Но Россия — не США, а Чечня — не Косово, где США противостоял (если такое слово здесь вообще применимо) не вооруженный народ, а регулярная сербская армия.

Третья причина специфически российская: полное отсутствие мотивов, которые могли бы побудить людей честно и добросовестно воевать. «Защита конституционного строя» — лозунг, который никого вдохновить не мог. «Величие и целостность России» — так же, ибо после того как российская власть сама распустила СССР, завоевание Чечни — несомненно, значительно более чуждой для России страны, чем, например, вытолкнутая в независимость Белоруссия, выглядело абсурдом. К этому надо прибавить предельную коррумпированность российской верхушки, в том числе и армейской, о которой солдаты и рядовые офицеры не могли не знать и которая, естественно, не вдохновляла их на воинские подвиги и самопожертвование.

Отсюда — всеобщее нежелание рисковать жизнями (то есть попросту говоря — трусость, ибо трусость, как и храбрость, — явления в громадной мере, если не прежде всего, социальные и идеологические), компенсирующееся жестокостью. Никакое превосходство в технике и численности не могло восполнить моральную слабость.

Подкладка победы — поражение
Фантастическая победа в войне естественно перешла в колоссальное поражение Чечни в мире.

В результате войны чеченцы не получили ничего, кроме разоренной и измученной страны. Международного признания они не добились и в ближайший исторический период не добьются. Экономическое положение и жизнь простых людей здесь — ужасны и беспросветны.

Трудное положение послевоенной Чечни в громадной степени не зависит от чеченцев. Любой народ, переживший такую войну, долго и мучительно восстанавливал бы свое хозяйство и боролся с разгулом преступности. Но очень многое в печальном положении послевоенной Чечни объясняется действием именно тех факторов, которые привели чеченцев к военной победе.

Прежде всего — это то же самое чеченское «вольнолюбие». Во время войны чеченцы героически изображали правильно организованное государство и армию — со своими президентом, вице-президентами, генштабом и командующими фронтами. Но как только война кончилась, чеченский анархизм вновь вышел наружу, усугубленный естественными последствиями революции и войны, вынесший на поверхность и сделавший политической элитой социальные слои и социальные типы, способные воевать и побеждать, но очень мало соответствующие задаче построения нормального дееспособного государства. Большевики относительно легко справились со своими «полевыми командирами» — во-первых, потому что они имели дело с народом с совершенно иной, чем чеченская, психологией, способным к страшному бунту, но в целом привыкшим повиноваться власти, и во-вторых, потому что опирались на мощную тоталитарную идеологию и идеологическую организацию. Масхадов имеет дело с народом, привыкшим воспринимать государство как чуждую и враждебную силу, и не имеет тоталитарной идеологии и партии. Помешать Басаеву совершать «газават» Масхадов практически не может. Убить его? Но для чеченца вообще не так просто убить чеченца, а здесь речь идет не просто о чеченце, а о герое войны, живой легенде, и кроме того, смерти Басаев не боится. Арестовать? Но это то же самое, убить даже проще. А приказам он просто не подчиняется.

Малокультурная (будем называть вещи своими именами), очень плохо понимающая, как устроен нечеченский мир, и не знающая, как решать грандиозные задачи, стоящие перед ней, современная чеченская политическая элита мечется. И чувствуя, что построение нормального правового демократического государства никак не получается, она судорожно ищет какой-нибудь сильной, тоталитарной идеологии. Проекты выдвигаются самые экзотические, вроде чисто подросткового чеченского фашизма. Но главное направление поисков — ислам и шариат. Если сотрудников госбезопасности чеченец может послать куда подальше, то может, он будет испытывать религиозный пиетет перед сотрудником «шариатской безопасности»?

Но и этот путь — крайне труден. Ислам в Чечне — далеко не монолит. Здесь много соперничающих суфийских вирдов. Интерпретации шариату даются самые разные, а на горизонте маячит опасность проникающего сюда фундаментализма и саудовского ваххабизма.

Чеченцы сейчас склонны, что вполне естественно, видеть за своими бедами «российские спецслужбы», «израильские спецслужбы». Но главный источник чеченских бед — само чеченское общество (как главный источник русских бед — русское). Все чеченские проблемы упираются в одну: трудность создания в Чечне упорядоченного правового государства. Чеченские беды — это те чеченские недостатки, которые продолжают чеченские достоинства. Поэтому, как бы ни сложилась дальнейшая история Чечни, путь к правовому государству чеченцам предстоит долгий и мучительный.

Объективные чеченские проблемы — одновременно и объективные проблемы России и мирового сообщества в целом. Субъективно — российские политики могут быть движимы в отношении Чечни самыми разными противоречивыми импульсами и руководствоваться самыми разными соображениями и представлениями — и злостью, вызванной унижением, испытанным Россией; и архаическими, но очень характерными для российской верхушки представлениями, что величие государства неразрывно связано с тем, сколько (даже чисто формально) у него территории и сколько народов в него входит; и вполне рациональными страхами, что формально и признанно независимая, но не «успокоившаяся», не имеющая стабильного и упорядоченного государственного устройства, Чечня будет еще большим источником беспокойства, чем сейчас; и вообще — чем угодно. Но объективно — неурегулированные отношения с Чечней и неурегулированные отношения в Чечне (и вообще на Северном Кавказе) — одно из важных препятствий на пути превращения России в нормальную и процветающую демократическую страну, один из аспектов российской слабости. И если бы даже представить себе, что мы каким-то чудом, собравшись с силами, смогли бы Чечню подчинить и ввести ее в Федерацию, это только уподобило бы Россию человеку, в теле которого находится бомба с часовым механизмом, которая через какое-то время обязательно взорвется. Главная задача России в Чечне и на Кавказе в целом — это отнюдь не удержание их любой ценой и не сохранение неопределенного, чреватого взрывами статус-кво, а построение здесь жизнеспособного демократического общества, мирно сосуществующего с Россией. Задача бесконечно трудная и статус Чечни при этом — дело второстепенное и ценность инструментальная. Осознание этой задачи и этой иерархии приоритетов придет еще не скоро.

Но неизбежно придет.

P.S. Когда наша книга была уже готова, разразилась новая российско-чеченская война. Но мы решили оставить весь текст, включая введение, в его первоначальной, «довоенной форме».

Дмитрий Фурман



См. также:

Услуги стоматологических клиник по зубному протезированию
Бытовые кондиционеры в современных домах
Услуги сервисных компаний по ремонту стиральных машин
Услуги типографий
Программируемые логические контроллеры и их применение в промышленности
Интернет-магазины мебели
Курсы иностранных языков в Кирове
ПРОЕКТ
осуществляется
при поддержке

Окружной ресурсный центр информационных технологий (ОРЦИТ) СЗОУО г. Москвы Академия повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования (АПКиППРО) АСКОН - разработчик САПР КОМПАС-3D. Группа компаний. Коломенский государственный педагогический институт (КГПИ) Информационные технологии в образовании. Международная конференция-выставка Издательский дом "СОЛОН-Пресс" Отраслевой фонд алгоритмов и программ ФГНУ "Государственный координационный центр информационных технологий" Еженедельник Издательского дома "1 сентября"  "Информатика" Московский  институт открытого образования (МИОО) Московский городской педагогический университет (МГПУ)
ГЛАВНАЯ
Участие вовсех направлениях олимпиады бесплатное
пакеты пп в москве Фасовочные пакеты. Пакеты со скотчем. Викет пакеты.

Номинант Примии Рунета 2007

Всероссийский Интернет-педсовет - 2005